Будьте в курсе!
Подпишитесь на нашу новостную рассылку и первыми узнавайте последние новости от RIVADU
Нажимая на кнопку Вы даёте согласие на обработку персональных данных
Мэрил Стрип: «Мой девиз – начни сначала»
Фото - Источник
Источник статьи
Она актриса исключительная не по уровню гонораров, но – таланта. Способная перевоплотиться в любой персонаж, она сама выбирает свои роли точно так же, как сама творит свою жизнь. Встреча с 57-летней мегазвездой, матерью четырех детей, женщиной – автором счастливой судьбы.
Актриса, которую называют «великой», «легендой» и
«достоянием англоязычной
культуры», полагает себя
просто женщиной.
«достоянием англоязычной
культуры», полагает себя
просто женщиной.
С Мэрил Стрип мне повезло встретиться трижды: однажды в Москве, куда несколько лет назад она прилетала получать приз имени Станиславского, и дважды в Венеции во время кинофестиваля, где актриса представляла свои фильмы. В Москве Стрип от июльской жары чуть не упала в обморок: в Доме кино не работали кондиционеры, но звезда не жаловалась. А в Венеции ее так осаждали фестивальные интервьюеры, что она вполне могла бы отделываться формальными ответами про свои новые роли. Но нет: в отличие от большинства звезд, с которыми довелось встречаться, Мэрил Стрип распространяет вокруг себя какую-то домашнюю теплоту. Нетипичный случай: уже больше четверти века она состоит в одном-единственном браке – со скульптором Доналдом Гаммером – и своими материнскими заботами, похоже, занята куда больше, чем звездным статусом. Она сыграла множество блистательных ролей, о каждой из которых написаны десятки статей, и, похоже, ни разу не сыграла саму себя. Американская актриса № 1 способна сняться в понравившейся картине за несоразмерно низкий гонорар. Может довести до белого каления гримера и костюмера, выстраивая внешний образ своей героини, – и при этом к собственному внешнему виду относится без особого внимания. Любит появиться на публике в сентиментальной блузочке с розочкой или надеть комичные мини-очки с голубым затемнением… Вообще, зависимость от моды и высоких марок Мэрил считает большой глупостью. Помнит, как зовут того, кто ее в данный момент интервьюирует. При звонке мобильного в ходе разговора выдыхает: «Надеюсь, это не катастрофа!» – и высыпает содержимое сумки на пол в поисках аппарата… Собеседнику открываются крем для рук, кошелек, бандажный бинт для ног, ручка, щетка для волос. Она хватает телефон, слушает, быстро говорит звонящему: «Ага… Пока, – и с облегчением сообщает – нет, не катастрофа…»
Актриса, которую называют «великой», «легендой» и «достоянием англоязычной культуры», полагает себя просто женщиной. Например, сама гладит свои вещи – только так, по ее словам, «невозможно развратиться, распуститься». Ей свойственна здоровая ирония – возможно, отсюда и очочки, и розочки, и острое (а иногда и просто крепкое) словцо. Обладательница двух «Оскаров» (из рекордного количества номинаций на эту награду) всякий раз в свой первый съемочный день испытывает приступ актерской неврастении, а дома ощущает себя «шофером, добытчиком денег и обычной мамой», к чьему мнению не всегда считают нужным прислушиваться подрастающие дети.
Актриса, которую называют «великой», «легендой» и «достоянием англоязычной культуры», полагает себя просто женщиной. Например, сама гладит свои вещи – только так, по ее словам, «невозможно развратиться, распуститься». Ей свойственна здоровая ирония – возможно, отсюда и очочки, и розочки, и острое (а иногда и просто крепкое) словцо. Обладательница двух «Оскаров» (из рекордного количества номинаций на эту награду) всякий раз в свой первый съемочный день испытывает приступ актерской неврастении, а дома ощущает себя «шофером, добытчиком денег и обычной мамой», к чьему мнению не всегда считают нужным прислушиваться подрастающие дети.
Коротко и ясно
Какие возможности актерского ремесла вы особенно цените?
Мэрил Стрип
Шанс быть смешным.
Как вы освобождаетесь от эмоций? Героине «Выбора Софи» в концлагере пришлось выбрать, кому из ее двоих детей остаться в живых...
Мэрил Стрип
Прихожу домой и готовлю ужин.
Что вы считаете высшей точкой своей славы?
Мэрил Стрип
Когда время сходить к стоматологу находится только в другой стране, во время фестиваля. Да и то к тому, который работает допоздна.
Что такое мода для вас?
Мэрил Стрип
Нечто, что порождает конфликт женщины с самой собой.
Ваша любимая роль последнего времени?
Мэрил Стрип
Студийная запись сказок «Ночь перед Рождеством» и «Бархатный кролик» для детских аудиокниг.
Фото - источник
Psychologies: Вы до сих пор продолжаете гладить себе вещи?
Мэрил Стрип: Блузку, которая сейчас на мне, я выгладила сама. И вам придется в это поверить! Мне нравится гладить самой. Отличная терапия – действительно помогает не расставаться с реальностью. А кроме того, я очень привередлива. Не думаю, что кто-то может выгладить ее лучше меня. Нет, пожалуй, моя дочь Грейс может. Мама могла.
Вероятно, тут есть и сугубо практическая сторона: вы выглядите прекрасно.
М. С.: Для моих 57, вы хотите сказать?
Нет, просто хочу сказать правду: вы прекрасно выглядите.
М. С.: Спасибо, конечно. Но вы сидите от меня довольно далеко… Я всегда помню слова Катрин Денев: «В определенном возрасте женщине приходится выбирать – либо лицо, либо фигура». Я выбрала лицо. А остальное… На остальном я сижу. Почиваю… Я свои лавры имею в виду.
Извините, но мне кажется, что вы вообще никогда особенно не выставляли напоказ свои внешние данные. По крайней мере – в фильмах.
М. С.: Просто я никогда не рассматривала внешность как козырь и эту карту не разыгрывала. Оказалось, это во многом освобождающая позиция – не зависеть от своей внешности. Вообще для актрисы беспокойство о том, как она выглядит, – ужасная ловушка. Внешность для меня – шестерка, а не козырь, тут, как в картах, возможен блеф: как-нибудь так сыграть, чтобы и непонятно было, красавица ты или дурнушка. Можно с интересом наблюдать, что твой блеф сделал со зрителем. И не заботиться о своем «сроке годности»! Но вы правы, я многого не ценила…
Вы о чем-то сожалеете?
М. С.: Не о самом утраченном, а именно об этом чувстве: я не ценила того, что имела. Например, в 30 лет думала, что я толстая. А сейчас смотрю «Крамер против Крамера» и вижу: нечего было переживать, я не была толстой. Но даже если бы была, это не повод для переживаний.
Когда вы смотрите на ту женщину, какой были четверть века назад, что вы чувствуете: это другой человек?
М. С.: Да я все та же! Что в нас может меняться? Мотивации поступков, мнения, реакции? Что?
Может быть, способность к компромиссам? С возрастом их становится больше.
М. С.: Знаете что… Мои родители были пресвитерианцами по вероисповеданию и евреями по крови. Нашей семье, с одной стороны, свойственна протестантская этика – культ труда, вера в справедливость. А с другой – способность сняться с места, когда это необходимо, непривязанность к тому материальному, что в данный момент у нас есть… Кроме того, я дитя 60-х. Моя юность – это молодежная революция, отчаянная готовность перевернуть мир к лучшему. И я не думаю, что во мне что-то изменилось. Я та же, что и прежде.
Никакие физические перемены не влияют на ваше восприятие мира?
М. С.: Помню, лет в восемь я была буквально влюблена в свою бабушку. Я брала ее карандаш для бровей, вставала перед зеркалом и рисовала на лице морщины: хотела почувствовать, как это – быть бабушкой. Мама тогда фотографировала меня, у меня есть эти снимки, и я каждый раз хохочу, когда их рассматриваю! Потому что на них я именно такая, как сейчас! Мы в старости те, кем должны были стать в восемь лет. А в восемь – те, кем станем в старости… Нет, сущностно мы не меняемся. Да и мой материнский опыт говорит о том же: у меня четверо детей, старшему 27, младшей 14. Я убедилась: личность очевидна уже в младенце и в глубине своей не меняется. Меняется способ принятия решений, но и решения-то принимаются только те, что человеку свойственны. Годы не меняют личность – они ее шлифуют. Например, мы становимся менее высокомерны. Я вот лет в 25 была крупнейшим специалистом в том, как и что надо играть. Сейчас я куда меньше в этом уверена.
И чувство справедливости в вас не пострадало. Ваша подруга Шер рассказывала, как вы, гуляя по Нью-Йорку, увидели, что здоровенный тип отнимает сумку у женщины. Вы закричали, кинулись на него, он бросился бежать, а вы за ним гнались…
М. С.: Не отпускать же бандита! Я была хиппи, но все-таки считала, что зло должно быть наказано – здесь и сейчас. Вообще мы все, выросшие в 60–70-е, не чужды активизму, социальной активности. И феминизму, конечно. Мы все тогда были настроены… антигламурно. Не хотели зависеть от мужчины. Хотели распоряжаться своей жизнью. Именно поэтому несколько лет назад я и вызвалась вести пресс-конференцию афганских беженок, когда они рассказывали о жизни при Талибане. Когда я услышала от них о положении женщин в тогдашнем Афганистане, я просто закипела – как мать троих девочек и как дочь женщины, которая всегда была независимой в своих мнениях. И сейчас, когда я играю уверенных в себе, приспособленных к жизни женщин – как в «Маньчжурском кандидате» или «Дьявол носит Prada», – я размышляю об их судьбе в обществе. В современном Голливуде таких амбициозных и целеустремленных личностей просто нет! Жизнь таких «обстругивает» – людям неудобна сама мысль о том, что женщина может быть лидером. Стоит ли удивляться, что, пробившись наверх, они деформируются психологически, иногда становятся сущими монстрами? Чувство сомнения им уже неведомо. Кстати, не то что мне.
М. С.: Для моих 57, вы хотите сказать?
Нет, просто хочу сказать правду: вы прекрасно выглядите.
М. С.: Спасибо, конечно. Но вы сидите от меня довольно далеко… Я всегда помню слова Катрин Денев: «В определенном возрасте женщине приходится выбирать – либо лицо, либо фигура». Я выбрала лицо. А остальное… На остальном я сижу. Почиваю… Я свои лавры имею в виду.
Извините, но мне кажется, что вы вообще никогда особенно не выставляли напоказ свои внешние данные. По крайней мере – в фильмах.
М. С.: Просто я никогда не рассматривала внешность как козырь и эту карту не разыгрывала. Оказалось, это во многом освобождающая позиция – не зависеть от своей внешности. Вообще для актрисы беспокойство о том, как она выглядит, – ужасная ловушка. Внешность для меня – шестерка, а не козырь, тут, как в картах, возможен блеф: как-нибудь так сыграть, чтобы и непонятно было, красавица ты или дурнушка. Можно с интересом наблюдать, что твой блеф сделал со зрителем. И не заботиться о своем «сроке годности»! Но вы правы, я многого не ценила…
Вы о чем-то сожалеете?
М. С.: Не о самом утраченном, а именно об этом чувстве: я не ценила того, что имела. Например, в 30 лет думала, что я толстая. А сейчас смотрю «Крамер против Крамера» и вижу: нечего было переживать, я не была толстой. Но даже если бы была, это не повод для переживаний.
Когда вы смотрите на ту женщину, какой были четверть века назад, что вы чувствуете: это другой человек?
М. С.: Да я все та же! Что в нас может меняться? Мотивации поступков, мнения, реакции? Что?
Может быть, способность к компромиссам? С возрастом их становится больше.
М. С.: Знаете что… Мои родители были пресвитерианцами по вероисповеданию и евреями по крови. Нашей семье, с одной стороны, свойственна протестантская этика – культ труда, вера в справедливость. А с другой – способность сняться с места, когда это необходимо, непривязанность к тому материальному, что в данный момент у нас есть… Кроме того, я дитя 60-х. Моя юность – это молодежная революция, отчаянная готовность перевернуть мир к лучшему. И я не думаю, что во мне что-то изменилось. Я та же, что и прежде.
Никакие физические перемены не влияют на ваше восприятие мира?
М. С.: Помню, лет в восемь я была буквально влюблена в свою бабушку. Я брала ее карандаш для бровей, вставала перед зеркалом и рисовала на лице морщины: хотела почувствовать, как это – быть бабушкой. Мама тогда фотографировала меня, у меня есть эти снимки, и я каждый раз хохочу, когда их рассматриваю! Потому что на них я именно такая, как сейчас! Мы в старости те, кем должны были стать в восемь лет. А в восемь – те, кем станем в старости… Нет, сущностно мы не меняемся. Да и мой материнский опыт говорит о том же: у меня четверо детей, старшему 27, младшей 14. Я убедилась: личность очевидна уже в младенце и в глубине своей не меняется. Меняется способ принятия решений, но и решения-то принимаются только те, что человеку свойственны. Годы не меняют личность – они ее шлифуют. Например, мы становимся менее высокомерны. Я вот лет в 25 была крупнейшим специалистом в том, как и что надо играть. Сейчас я куда меньше в этом уверена.
И чувство справедливости в вас не пострадало. Ваша подруга Шер рассказывала, как вы, гуляя по Нью-Йорку, увидели, что здоровенный тип отнимает сумку у женщины. Вы закричали, кинулись на него, он бросился бежать, а вы за ним гнались…
М. С.: Не отпускать же бандита! Я была хиппи, но все-таки считала, что зло должно быть наказано – здесь и сейчас. Вообще мы все, выросшие в 60–70-е, не чужды активизму, социальной активности. И феминизму, конечно. Мы все тогда были настроены… антигламурно. Не хотели зависеть от мужчины. Хотели распоряжаться своей жизнью. Именно поэтому несколько лет назад я и вызвалась вести пресс-конференцию афганских беженок, когда они рассказывали о жизни при Талибане. Когда я услышала от них о положении женщин в тогдашнем Афганистане, я просто закипела – как мать троих девочек и как дочь женщины, которая всегда была независимой в своих мнениях. И сейчас, когда я играю уверенных в себе, приспособленных к жизни женщин – как в «Маньчжурском кандидате» или «Дьявол носит Prada», – я размышляю об их судьбе в обществе. В современном Голливуде таких амбициозных и целеустремленных личностей просто нет! Жизнь таких «обстругивает» – людям неудобна сама мысль о том, что женщина может быть лидером. Стоит ли удивляться, что, пробившись наверх, они деформируются психологически, иногда становятся сущими монстрами? Чувство сомнения им уже неведомо. Кстати, не то что мне.
Фото - источник
А вам оно присуще?
М. С.: Не то слово! Приступая к новой работе, я изматываю себя, терзаюсь и в конце концов перестаю понимать, зачем я во все это ввязалась. Вы бы слышали меня: «Караул! Я не знаю, что делать! Зачем я здесь?! Почему они хотят на эту роль именно меня?! Ведь я не знаю, не знаю, как ее играть!» Странно, правда? Муж говорит: «У тебя это постоянно, ты всегда себя так ведешь перед съемками». А я ему: «Нет! Такого еще никогда не было! Только с этой ролью!» Но Дон считает, что это мой способ по-актерски разрушить себя, ощутить себя чистой страницей... «Нужно просто начать, – однажды сказал он мне. – Начни сначала». Теперь это мой девиз. Это самый ценный совет, который кто-либо дал мне в жизни. Главное – сделать первый шаг, остальное приложится.
Вам никогда не хотелось бросить эти мучения и заняться только семьей?
М. С.: Нет, несмотря на то, что вообще-то я очень семейный человек. И построила большую семью, потому что просто не представляю жизни в одиночестве. Но не снималась я, только когда ждала своих детей. Настоящий подвиг – это растить их и при этом работать каждый день – большинство женщин живет именно так. А у меня съемки отнимают в среднем месяца четыре, зато следующие три-четыре – до новой картины – я посвящаю семье. Не скрою, я довольна тем, что у меня нет постоянной работы. И что я могу повсюду возить с собой детей. Они побывали в самых экзотических местах... Хотя по большому счету дети были заложниками моего актерского образа жизни. Генри ходил в детский сад в Нью-Йорке и Техасе, пошел в первый класс в Африке, а закончил его в Англии, второй класс провел в Коннектикуте, третий – в Австралии, четвертый – в Лос-Анджелесе. То есть там, где у меня были съемки. Пока однажды он не сказал нам с Доном очень жестко: «Я больше не намерен быть новеньким!» И мы притормозили с нашими передвижениями. А пять лет назад окончательно обосновались в Нью-Йорке: наша дочь Мэйми, ей сейчас 23, решила стать театральной актрисой. А театр – это неизбежно Нью-Йорк.
У Мэйми все состоялось?
М. С.: Да, ее роль в спектакле «Господин Мармелад» критики назвали событием! Много предложений… Но для меня-то важнее всего, что у нее есть медицинская страховка… Дети правильно поступают, что стоят на своем и занимаются тем, к чему склонны. Мой старший, Генри, – рок-музыкант и актер. К чему склонны остальные двое, пока не понятно. Но, к счастью, это, кажется, не кино и не театр.
Медицинская страховка… Вы так боитесь за детей?
М. С.: Знаете, есть еврейская пословица: «Беды истинные происходят от бед мнимых». И я достаточно суеверна, чтобы верить ей. Так что ничего не боюсь. Хотя… Пока у тебя нет детей, ты и не представляешь, какие могут посещать страхи!
Вы замужем почти 30 лет. В чем секрет прочности вашего брака?
М. С.: Добрая воля, некоторая гибкость и… умение иногда заткнуться. Надо иметь в виду, что в деле строительства семьи не может быть никакого архитектурного проекта – только вечный переговорный процесс и желание пропитать каждую пору своей жизни любовью, привязанностью.
Вам удалось состояться в профессии и в семейной жизни. Вы мечтаете о чем-то еще?
М. С.: Я счастлива, что смогла реализоваться не только как актриса, но и как женщина. Мне жаль тех моих коллег, кто общается лишь со своими адвокатами, ассистентами и артистическим окружением и не знает ничего другого в жизни. Конечно, было бы хорошо, если бы я могла еще писать, или иллюстрировать детские книжки, или, например, бросить все и уехать на всю осень на рыбалку. Но нет, ничто из этого мне не дано. Я просто актриса. Человек, который воплощает идеи других. И ничем иным заниматься я не могу.
М. С.: Не то слово! Приступая к новой работе, я изматываю себя, терзаюсь и в конце концов перестаю понимать, зачем я во все это ввязалась. Вы бы слышали меня: «Караул! Я не знаю, что делать! Зачем я здесь?! Почему они хотят на эту роль именно меня?! Ведь я не знаю, не знаю, как ее играть!» Странно, правда? Муж говорит: «У тебя это постоянно, ты всегда себя так ведешь перед съемками». А я ему: «Нет! Такого еще никогда не было! Только с этой ролью!» Но Дон считает, что это мой способ по-актерски разрушить себя, ощутить себя чистой страницей... «Нужно просто начать, – однажды сказал он мне. – Начни сначала». Теперь это мой девиз. Это самый ценный совет, который кто-либо дал мне в жизни. Главное – сделать первый шаг, остальное приложится.
Вам никогда не хотелось бросить эти мучения и заняться только семьей?
М. С.: Нет, несмотря на то, что вообще-то я очень семейный человек. И построила большую семью, потому что просто не представляю жизни в одиночестве. Но не снималась я, только когда ждала своих детей. Настоящий подвиг – это растить их и при этом работать каждый день – большинство женщин живет именно так. А у меня съемки отнимают в среднем месяца четыре, зато следующие три-четыре – до новой картины – я посвящаю семье. Не скрою, я довольна тем, что у меня нет постоянной работы. И что я могу повсюду возить с собой детей. Они побывали в самых экзотических местах... Хотя по большому счету дети были заложниками моего актерского образа жизни. Генри ходил в детский сад в Нью-Йорке и Техасе, пошел в первый класс в Африке, а закончил его в Англии, второй класс провел в Коннектикуте, третий – в Австралии, четвертый – в Лос-Анджелесе. То есть там, где у меня были съемки. Пока однажды он не сказал нам с Доном очень жестко: «Я больше не намерен быть новеньким!» И мы притормозили с нашими передвижениями. А пять лет назад окончательно обосновались в Нью-Йорке: наша дочь Мэйми, ей сейчас 23, решила стать театральной актрисой. А театр – это неизбежно Нью-Йорк.
У Мэйми все состоялось?
М. С.: Да, ее роль в спектакле «Господин Мармелад» критики назвали событием! Много предложений… Но для меня-то важнее всего, что у нее есть медицинская страховка… Дети правильно поступают, что стоят на своем и занимаются тем, к чему склонны. Мой старший, Генри, – рок-музыкант и актер. К чему склонны остальные двое, пока не понятно. Но, к счастью, это, кажется, не кино и не театр.
Медицинская страховка… Вы так боитесь за детей?
М. С.: Знаете, есть еврейская пословица: «Беды истинные происходят от бед мнимых». И я достаточно суеверна, чтобы верить ей. Так что ничего не боюсь. Хотя… Пока у тебя нет детей, ты и не представляешь, какие могут посещать страхи!
Вы замужем почти 30 лет. В чем секрет прочности вашего брака?
М. С.: Добрая воля, некоторая гибкость и… умение иногда заткнуться. Надо иметь в виду, что в деле строительства семьи не может быть никакого архитектурного проекта – только вечный переговорный процесс и желание пропитать каждую пору своей жизни любовью, привязанностью.
Вам удалось состояться в профессии и в семейной жизни. Вы мечтаете о чем-то еще?
М. С.: Я счастлива, что смогла реализоваться не только как актриса, но и как женщина. Мне жаль тех моих коллег, кто общается лишь со своими адвокатами, ассистентами и артистическим окружением и не знает ничего другого в жизни. Конечно, было бы хорошо, если бы я могла еще писать, или иллюстрировать детские книжки, или, например, бросить все и уехать на всю осень на рыбалку. Но нет, ничто из этого мне не дано. Я просто актриса. Человек, который воплощает идеи других. И ничем иным заниматься я не могу.
Источник статьи
Нажимая кнопку "отправить", Вы даёте согласие на обработку персональных данных.
Читайте также